За лоб себя укуси.
Есть один слишком романтичный, но очень мило написанный фанфик. он был тем, что немного расшевелило. он, а не вы.
недавно выяснила, что я могу и перечитывать что-то подобное. поэтому будет здесь.
прошу автора меня простить, там, где я нашла его творение, автор не указан, а предложенную выкладывающим шапку я сохранила.
Название: To Naruto
Автор: Увы, не известен
Пейринг: Наруто\Саске
Рейтинг: PG-13
Жанр: романс
Дисклаймер: Кишимото
Предупреждения: нечто вроде POV
мяу~Есть слова, которые на самом деле звучат не так, как должны. Они почему-то становятся другими, отличаются от того, что хотелось бы произнести. Обычно это то, что рождается не в сознании, а где-то дальше, глубоко, в груди, а, может, и во всем существе. Они прорываются сквозь слои сомнений и мыслей, и в самый последний момент, когда уже собираешься сказать, когда вот-вот, ещё секунда, и…
И получается совсем не то.
Может помешать любая мелочь.
- Саске, на минутку.
- Я занят.
- Тридцать секунд.
Он улыбается – едва заметно, только глазами. Остальные, конечно, этого не замечают. Для них он по-прежнему холоден, невозмутим и сосредоточен. Пожалуй, только тот, кому предназначалась эта искра улыбки в темных глазах, её заметил, так быстро она мелькнула – и сразу же погасла.
- Спичку подожгу, – предупреждает Саске, немного переменив позу. И как-то сразу становится понятно, что он отгородился от людей, идущих по улице, от гула и грохота тяжелых повозок, от всего мира, сосредоточившись на одном-единственном его клочке – прямо перед собой.
И тут, когда нужно наконец собраться и произнести те слова, которые ты уже тысячу раз проговаривал про себя, обязательно случится какая-нибудь ерунда. Вот просто самая настоящая ерунда. Как назло.
К нему вдруг подходит какая-то женщина и спрашивает, как пройти к рынку. Он поворачивается к ней и его мир размыкается, впускает не только тебя, но и остальных, чужие голоса, запах пыли, жар раскаленной на полуденном солнце почвы… Он объясняет женщине дорогу, а ты стоишь рядом и чувствуешь себя полным идиотом.
А когда он снова поворачивается к тебе…
- Ну, что ты хотел?
- Я… Ты… Ты сегодня вечером дома?
Саске слегка щурит глаза. Устало, но его усталость давно замечаешь только ты.
- Дома, – сухо бросает он и рассеяно ерошит волосы на затылке. – А что?
- Ничего. Просто я… Я тоже дома. Вот.
Он привычно хмыкает и отворачивается. Бросает через плечо:
- Отлично.
И уходит. А тебе хочется догнать его, развернуть к себе, тряхнуть за плечи и проорать ему в лицо те слова, которые застряли у тебя в глотке. Вот просто стоять посреди улицы, не обращая внимания на прохожих, и кричать ему, что…
Но ты этого не сделаешь, верно?
Впереди ещё целый день, и если считается, что мир тесен, что уж говорить о крошечном участке земли, да ещё и огороженном стенами со всех сторон? Время есть, не обязательно делать это прямо сейчас…
Ты уходишь. Будешь ждать другого момента. Другого подходящего момента, который испортит какая-нибудь мелочь.
Например, так: ты, проходя по улице, увидишь его за столиком в открытой чайной. Саске будет сидеть, чуть ссутулив плечи, грея руки о чашку черного, до едкой горечи крепкого чая. Ты знаешь, что даже летом, даже в такие теплые дни, как этот, он ухитряется мерзнуть. И поэтому пьет очень горячий и очень крепкий чай. Ты увидишь отодвинутую на край стола сахарницу и улыбнешься – он ведь заходит в эту чайную почти каждый день, а официантка так и не заметила, что он никогда не пьет сладкий чай. А ты давно заметил, правда?
Заметил… Ты подойдешь к нему, переставишь сахарницу на другой столик, потом сядешь рядом с ним, подвинув легкий плетеный стул, и скажешь…
Не глядя на него, отвернувшись в сторону или рассматривая какой-то сложный цветок в подвешенном к краю навеса кашпо, скажешь, что…
Или не скажешь, потому что опять вмешается какая-нибудь ерунда. Например, официантка, проходя мимо, заденет эту чертову сахарницу, которую ты небрежно пристроил на самый край соседнего столика. Сахарница упадет, расколется на несколько неаккуратных осколков, белая крошка просыплется на деревянный пол…
А Саске только фыркнет – вроде презрительно, но почему-то теперь совсем не обидно – и скажет едва слышно «добе». И ты тут же придумаешь какой-нибудь повод, чтобы уйти, а точнее – просто сбежать, потому что после этого «добе», звучащего с какой-то особенной нежностью, ты совершенно не в состоянии сказать ему то, что собирался.
Будет так, или чуть-чуть иначе, но это не имеет значения.
И, до ночи прошатавшись по улицам – просто потому, что дома стоит сиротская пустая тишина, а ты не можешь находиться в ней дольше пяти минут – ты вдруг выйдешь к его дому. Совершенно случайно – или тебе будет казаться, что случайно, потому что, петляя по переулкам, ты думал только о том, чтобы ни в коем случае не выйти к нему.
Что бы ни было до этого, ты обязательно туда выйдешь.
Ты знаешь его окно. С того места, где ты стоишь, видна небрежно отодвинутая занавеска и изящный светильник. На подоконнике стоят комнатные растения, тонкие плети усыпаны коралловыми цветами, так густо, что те даже склоняются под их тяжестью. Ни у кого больше ты не видел таких цветов. Только у него…
И, повинуясь какому-то внутреннему порыву, сладко пахнущему коралловому сумасшествию, ты бегом поднимешься по лестнице, запыхавшись то ли от волнения, то ли оттого, что запах цветов мешал дышать. Позвонишь в дверь. И за те несколько секунд, которые тебе придется ждать, ты… успеешь передумать.
Просто волнение станет слишком сильным. Или сумасшествие пройдет. Или ты, увидев его глаза, и услышав слегка удивленное «привет» вдруг пожалеешь, что вообще…
- Слушай, как называются твои цветы? – спросишь ты, отводя взгляд. – Давно хочу спросить.
Ты не хочешь признаваться в том, что боишься произнести эти несколько коротких слов, даже себе. Ты ведь ничего не боишься. И даже неловкого молчания, которое, возможно, наступит после того, как ты все-таки скажешь. Даже его не боишься. Верно?
Саске посмотрит на тебя внимательным и чуть насмешливым взглядом, и ты почему-то почувствуешь злость. Не на него, потому что на него ты давно перестал злиться. На себя, на этот день, который ты провел в бестолковых и бессмысленных метаниях только из-за того, что вчера вечером твердо решил, что все-таки скажешь ему. Потому что молчать дальше невозможно. Вчера тебе казалось, что так будет легче, и даже если ты ничего не услышишь в ответ, все равно ты будешь знать, что…
Все закончилось. А стоя на пороге его квартиры, ты поймешь, что не хочешь ничего заканчивать. Хочешь, чтобы остались хотя бы смутные догадки. Хоть какая-то надежда.
Впервые в жизни тебе по-настоящему страшно. Настолько страшно, что приходится опираться о косяк его двери, чтобы унять дрожь.
- Ты знаешь, – говорит он, и ты незаметно кусаешь губу.
Конечно, ты знаешь, как называются его цветы. Ты ведь знаешь о нем почти все.
- Чаю хочешь? – вдруг спрашивает он немного раздраженным голосом. Ты киваешь в ответ.
В кухне пахнет свежим хлебом и теми цветами, название которых ты случайно позабыл. Ты крепко сжимаешь чашку с чаем, стараясь не смотреть на Саске. Это непросто – он сидит напротив, знакомым жестом переплетя пальцы рук, и внимательно смотрит на тебя. Почему-то его взгляд кажется тебе грустным, и от этого ты злишься ещё больше. И ещё тебе кажется, что он знает, зачем ты на самом деле пришел.
Вы говорите о какой-то ерунде, которая совершенно не имеет для вас обоих значения – только чтобы говорить о чем-то. Хочется сказать ему «давай поговорим о нас», но это невозможно, потому что этого «мы» не существует. Есть ты и он – по отдельности.
Ты допиваешь оказавшийся вдруг очень сладким чай и на дне кружки замечаешь оплывший, наполовину растворившийся кусочек рафинада. Ты улыбаешься. Он тоже знает о тебе почти все, даже то, что ты всегда пьешь сладкий чай. Почти все, а, может, немного больше.
- Я хочу завести кота, – вдруг говоришь ты, рассматривая порыжевший от впитавшейся в него заварки кусочек сахара. – Черного такого.
- Как назовешь? – спрашивает Саске и щурит глаза. Улыбается. Так он улыбается только тебе, и это тебя немного подбадривает.
- Не знаю, – небрежно говоришь ты. – Будет просто Кот.
- А-а, – многозначительно говорит он и снова улыбается. – Гениальные мысли в этой деревне просто в воздухе витают.
Ты непонимающе смотришь на него и вдруг чувствуешь, что к твоей босой ступне что-то прикасается. Смотришь вниз, под стол.
Клубок меха, из которого торчит смешной, похожий на карандашный огрызок, хвост. Серые глаза и аккуратные треугольные ушки. Розовый нос и короткие усы, которые почему-то торчат в разные стороны.
- Это что? – непонимающе говоришь ты.
Он ныряет под стол и, осторожно подхватив «это» под круглое младенческое пузо, берет его на руки.
- Это Кот, – насмешливо говорит он. Кот почти весь помещается у него на ладони, только короткие лапы свисают с неё, и он недовольно крутит круглой головой, навострив уши. Саске чешет кота за ухом, и тот блаженно щурит серые глаза. И смотрит на тебя, точно говорит – вот так, меня чешут, видишь, как мне хорошо?
…Почему-то тебе тоже хочется, чтобы он пощекотал тебя за ухом – так же, как кота, который помещается у него на ладони.
- Ты его любишь, – улыбаешься ты, и кот, открыв крохотную пасть, утвердительно мяукает.
- Люблю, – усмехается Саске.
- Как его зовут? – спрашиваешь ты, чтобы хоть что-то спросить. Отвлечься от собственных мыслей, которые весь день тебя преследуют, точно паранойя.
Он смотрит на тебя. В темных глазах пляшут искорки – может, отсвет от лампы, а может, что-то другое.
- Наруто, – говорит он.
- Чего?
- Вы с ним тезки, – произносит Саске, и ты отчетливо понимаешь, что он говорит совершенно серьезно. – Он на тебя похож, вот я его и назвал так. Правда, когда он вырастет, у него будут зеленые глаза, но сейчас он тебя очень напоминает. Такого, каким я тебя помню по Академии.
- Ага, – растерянно говоришь ты. – Ну да.
Кот, которого зовут Наруто, жмурит серые глаза и топчет ладонь хозяина. Саске фыркает и сажает его себе на плечо, и он начинает теребить лапой его футболку.
…Наруто, которого любит Саске.
- Знаешь, – вдруг говоришь ты, улыбаясь своему пушистому тезке, который похож на клубок пегого меха, из которого торчит смешной карандашный хвост. – А я, пожалуй, своего кота назову Саске. Я… тоже люблю котов.
Он улыбается.
- Мне пора, – с сожалением говоришь ты, отставляя чашку.
- До завтра, – говорит он. Тебе кажется, что ты тоже слышишь сожаление в его голосе.
Он провожает тебя до двери и улыбается на прощание. Рассеяно щекочет кота за ухом, и тот урчит у него на руках.
От его квартиры совсем недалеко до твоего дома, но ты почему-то идешь в другую сторону. Сворачиваешь в переулки. Петляешь по узким проездам между спящими домами. Неожиданно натыкаешься на груду каких-то ящиков, поднимаешь взгляд и видишь его.
Тощее тельце дымчато-черного цвета, которое жмется к картонной стенке крайней коробки. Взъерошенная шерсть и тонкий длинный хвост, который он поджимает под себя. Ты садишься рядом с ним на корточки и осторожно гладишь худую спинку, сквозь шерсть чувствуя выступающие позвонки. Он шипит и прижимает уши, но почему-то, вопреки возмущенному виду, льнет к твоей руке. Ты чувствуешь, как он дрожит. Мерзнет…
Ты берешь его под живот и бережно прячешь под куртку. Он снова шипит, царапает тебя коготками, но скоро успокаивается. Жмется к тебе. К теплу.
Домой вы возвращаетесь вместе.
Он жадно пьет молоко из глубокого блюдечка, а ты сидишь рядом и задумчиво рассматриваешь его.
- Саске? – вопросительно говоришь ты, и кот, подняв на мгновение мордочку от блюдца, шипит.
- Точно Саске, – вздыхаешь ты.
Улыбаешься. Два дома на соседних улицах.
Саске, который любит Наруто.
И Наруто, который когда-нибудь тоже скажет Саске, что он его любит. Когда-нибудь.
Наверное, это будет завтра.
Ты ведь вчера так решил.
недавно выяснила, что я могу и перечитывать что-то подобное. поэтому будет здесь.
прошу автора меня простить, там, где я нашла его творение, автор не указан, а предложенную выкладывающим шапку я сохранила.
Название: To Naruto
Автор: Увы, не известен
Пейринг: Наруто\Саске
Рейтинг: PG-13
Жанр: романс
Дисклаймер: Кишимото
Предупреждения: нечто вроде POV
мяу~Есть слова, которые на самом деле звучат не так, как должны. Они почему-то становятся другими, отличаются от того, что хотелось бы произнести. Обычно это то, что рождается не в сознании, а где-то дальше, глубоко, в груди, а, может, и во всем существе. Они прорываются сквозь слои сомнений и мыслей, и в самый последний момент, когда уже собираешься сказать, когда вот-вот, ещё секунда, и…
И получается совсем не то.
Может помешать любая мелочь.
- Саске, на минутку.
- Я занят.
- Тридцать секунд.
Он улыбается – едва заметно, только глазами. Остальные, конечно, этого не замечают. Для них он по-прежнему холоден, невозмутим и сосредоточен. Пожалуй, только тот, кому предназначалась эта искра улыбки в темных глазах, её заметил, так быстро она мелькнула – и сразу же погасла.
- Спичку подожгу, – предупреждает Саске, немного переменив позу. И как-то сразу становится понятно, что он отгородился от людей, идущих по улице, от гула и грохота тяжелых повозок, от всего мира, сосредоточившись на одном-единственном его клочке – прямо перед собой.
И тут, когда нужно наконец собраться и произнести те слова, которые ты уже тысячу раз проговаривал про себя, обязательно случится какая-нибудь ерунда. Вот просто самая настоящая ерунда. Как назло.
К нему вдруг подходит какая-то женщина и спрашивает, как пройти к рынку. Он поворачивается к ней и его мир размыкается, впускает не только тебя, но и остальных, чужие голоса, запах пыли, жар раскаленной на полуденном солнце почвы… Он объясняет женщине дорогу, а ты стоишь рядом и чувствуешь себя полным идиотом.
А когда он снова поворачивается к тебе…
- Ну, что ты хотел?
- Я… Ты… Ты сегодня вечером дома?
Саске слегка щурит глаза. Устало, но его усталость давно замечаешь только ты.
- Дома, – сухо бросает он и рассеяно ерошит волосы на затылке. – А что?
- Ничего. Просто я… Я тоже дома. Вот.
Он привычно хмыкает и отворачивается. Бросает через плечо:
- Отлично.
И уходит. А тебе хочется догнать его, развернуть к себе, тряхнуть за плечи и проорать ему в лицо те слова, которые застряли у тебя в глотке. Вот просто стоять посреди улицы, не обращая внимания на прохожих, и кричать ему, что…
Но ты этого не сделаешь, верно?
Впереди ещё целый день, и если считается, что мир тесен, что уж говорить о крошечном участке земли, да ещё и огороженном стенами со всех сторон? Время есть, не обязательно делать это прямо сейчас…
Ты уходишь. Будешь ждать другого момента. Другого подходящего момента, который испортит какая-нибудь мелочь.
Например, так: ты, проходя по улице, увидишь его за столиком в открытой чайной. Саске будет сидеть, чуть ссутулив плечи, грея руки о чашку черного, до едкой горечи крепкого чая. Ты знаешь, что даже летом, даже в такие теплые дни, как этот, он ухитряется мерзнуть. И поэтому пьет очень горячий и очень крепкий чай. Ты увидишь отодвинутую на край стола сахарницу и улыбнешься – он ведь заходит в эту чайную почти каждый день, а официантка так и не заметила, что он никогда не пьет сладкий чай. А ты давно заметил, правда?
Заметил… Ты подойдешь к нему, переставишь сахарницу на другой столик, потом сядешь рядом с ним, подвинув легкий плетеный стул, и скажешь…
Не глядя на него, отвернувшись в сторону или рассматривая какой-то сложный цветок в подвешенном к краю навеса кашпо, скажешь, что…
Или не скажешь, потому что опять вмешается какая-нибудь ерунда. Например, официантка, проходя мимо, заденет эту чертову сахарницу, которую ты небрежно пристроил на самый край соседнего столика. Сахарница упадет, расколется на несколько неаккуратных осколков, белая крошка просыплется на деревянный пол…
А Саске только фыркнет – вроде презрительно, но почему-то теперь совсем не обидно – и скажет едва слышно «добе». И ты тут же придумаешь какой-нибудь повод, чтобы уйти, а точнее – просто сбежать, потому что после этого «добе», звучащего с какой-то особенной нежностью, ты совершенно не в состоянии сказать ему то, что собирался.
Будет так, или чуть-чуть иначе, но это не имеет значения.
И, до ночи прошатавшись по улицам – просто потому, что дома стоит сиротская пустая тишина, а ты не можешь находиться в ней дольше пяти минут – ты вдруг выйдешь к его дому. Совершенно случайно – или тебе будет казаться, что случайно, потому что, петляя по переулкам, ты думал только о том, чтобы ни в коем случае не выйти к нему.
Что бы ни было до этого, ты обязательно туда выйдешь.
Ты знаешь его окно. С того места, где ты стоишь, видна небрежно отодвинутая занавеска и изящный светильник. На подоконнике стоят комнатные растения, тонкие плети усыпаны коралловыми цветами, так густо, что те даже склоняются под их тяжестью. Ни у кого больше ты не видел таких цветов. Только у него…
И, повинуясь какому-то внутреннему порыву, сладко пахнущему коралловому сумасшествию, ты бегом поднимешься по лестнице, запыхавшись то ли от волнения, то ли оттого, что запах цветов мешал дышать. Позвонишь в дверь. И за те несколько секунд, которые тебе придется ждать, ты… успеешь передумать.
Просто волнение станет слишком сильным. Или сумасшествие пройдет. Или ты, увидев его глаза, и услышав слегка удивленное «привет» вдруг пожалеешь, что вообще…
- Слушай, как называются твои цветы? – спросишь ты, отводя взгляд. – Давно хочу спросить.
Ты не хочешь признаваться в том, что боишься произнести эти несколько коротких слов, даже себе. Ты ведь ничего не боишься. И даже неловкого молчания, которое, возможно, наступит после того, как ты все-таки скажешь. Даже его не боишься. Верно?
Саске посмотрит на тебя внимательным и чуть насмешливым взглядом, и ты почему-то почувствуешь злость. Не на него, потому что на него ты давно перестал злиться. На себя, на этот день, который ты провел в бестолковых и бессмысленных метаниях только из-за того, что вчера вечером твердо решил, что все-таки скажешь ему. Потому что молчать дальше невозможно. Вчера тебе казалось, что так будет легче, и даже если ты ничего не услышишь в ответ, все равно ты будешь знать, что…
Все закончилось. А стоя на пороге его квартиры, ты поймешь, что не хочешь ничего заканчивать. Хочешь, чтобы остались хотя бы смутные догадки. Хоть какая-то надежда.
Впервые в жизни тебе по-настоящему страшно. Настолько страшно, что приходится опираться о косяк его двери, чтобы унять дрожь.
- Ты знаешь, – говорит он, и ты незаметно кусаешь губу.
Конечно, ты знаешь, как называются его цветы. Ты ведь знаешь о нем почти все.
- Чаю хочешь? – вдруг спрашивает он немного раздраженным голосом. Ты киваешь в ответ.
В кухне пахнет свежим хлебом и теми цветами, название которых ты случайно позабыл. Ты крепко сжимаешь чашку с чаем, стараясь не смотреть на Саске. Это непросто – он сидит напротив, знакомым жестом переплетя пальцы рук, и внимательно смотрит на тебя. Почему-то его взгляд кажется тебе грустным, и от этого ты злишься ещё больше. И ещё тебе кажется, что он знает, зачем ты на самом деле пришел.
Вы говорите о какой-то ерунде, которая совершенно не имеет для вас обоих значения – только чтобы говорить о чем-то. Хочется сказать ему «давай поговорим о нас», но это невозможно, потому что этого «мы» не существует. Есть ты и он – по отдельности.
Ты допиваешь оказавшийся вдруг очень сладким чай и на дне кружки замечаешь оплывший, наполовину растворившийся кусочек рафинада. Ты улыбаешься. Он тоже знает о тебе почти все, даже то, что ты всегда пьешь сладкий чай. Почти все, а, может, немного больше.
- Я хочу завести кота, – вдруг говоришь ты, рассматривая порыжевший от впитавшейся в него заварки кусочек сахара. – Черного такого.
- Как назовешь? – спрашивает Саске и щурит глаза. Улыбается. Так он улыбается только тебе, и это тебя немного подбадривает.
- Не знаю, – небрежно говоришь ты. – Будет просто Кот.
- А-а, – многозначительно говорит он и снова улыбается. – Гениальные мысли в этой деревне просто в воздухе витают.
Ты непонимающе смотришь на него и вдруг чувствуешь, что к твоей босой ступне что-то прикасается. Смотришь вниз, под стол.
Клубок меха, из которого торчит смешной, похожий на карандашный огрызок, хвост. Серые глаза и аккуратные треугольные ушки. Розовый нос и короткие усы, которые почему-то торчат в разные стороны.
- Это что? – непонимающе говоришь ты.
Он ныряет под стол и, осторожно подхватив «это» под круглое младенческое пузо, берет его на руки.
- Это Кот, – насмешливо говорит он. Кот почти весь помещается у него на ладони, только короткие лапы свисают с неё, и он недовольно крутит круглой головой, навострив уши. Саске чешет кота за ухом, и тот блаженно щурит серые глаза. И смотрит на тебя, точно говорит – вот так, меня чешут, видишь, как мне хорошо?
…Почему-то тебе тоже хочется, чтобы он пощекотал тебя за ухом – так же, как кота, который помещается у него на ладони.
- Ты его любишь, – улыбаешься ты, и кот, открыв крохотную пасть, утвердительно мяукает.
- Люблю, – усмехается Саске.
- Как его зовут? – спрашиваешь ты, чтобы хоть что-то спросить. Отвлечься от собственных мыслей, которые весь день тебя преследуют, точно паранойя.
Он смотрит на тебя. В темных глазах пляшут искорки – может, отсвет от лампы, а может, что-то другое.
- Наруто, – говорит он.
- Чего?
- Вы с ним тезки, – произносит Саске, и ты отчетливо понимаешь, что он говорит совершенно серьезно. – Он на тебя похож, вот я его и назвал так. Правда, когда он вырастет, у него будут зеленые глаза, но сейчас он тебя очень напоминает. Такого, каким я тебя помню по Академии.
- Ага, – растерянно говоришь ты. – Ну да.
Кот, которого зовут Наруто, жмурит серые глаза и топчет ладонь хозяина. Саске фыркает и сажает его себе на плечо, и он начинает теребить лапой его футболку.
…Наруто, которого любит Саске.
- Знаешь, – вдруг говоришь ты, улыбаясь своему пушистому тезке, который похож на клубок пегого меха, из которого торчит смешной карандашный хвост. – А я, пожалуй, своего кота назову Саске. Я… тоже люблю котов.
Он улыбается.
- Мне пора, – с сожалением говоришь ты, отставляя чашку.
- До завтра, – говорит он. Тебе кажется, что ты тоже слышишь сожаление в его голосе.
Он провожает тебя до двери и улыбается на прощание. Рассеяно щекочет кота за ухом, и тот урчит у него на руках.
От его квартиры совсем недалеко до твоего дома, но ты почему-то идешь в другую сторону. Сворачиваешь в переулки. Петляешь по узким проездам между спящими домами. Неожиданно натыкаешься на груду каких-то ящиков, поднимаешь взгляд и видишь его.
Тощее тельце дымчато-черного цвета, которое жмется к картонной стенке крайней коробки. Взъерошенная шерсть и тонкий длинный хвост, который он поджимает под себя. Ты садишься рядом с ним на корточки и осторожно гладишь худую спинку, сквозь шерсть чувствуя выступающие позвонки. Он шипит и прижимает уши, но почему-то, вопреки возмущенному виду, льнет к твоей руке. Ты чувствуешь, как он дрожит. Мерзнет…
Ты берешь его под живот и бережно прячешь под куртку. Он снова шипит, царапает тебя коготками, но скоро успокаивается. Жмется к тебе. К теплу.
Домой вы возвращаетесь вместе.
Он жадно пьет молоко из глубокого блюдечка, а ты сидишь рядом и задумчиво рассматриваешь его.
- Саске? – вопросительно говоришь ты, и кот, подняв на мгновение мордочку от блюдца, шипит.
- Точно Саске, – вздыхаешь ты.
Улыбаешься. Два дома на соседних улицах.
Саске, который любит Наруто.
И Наруто, который когда-нибудь тоже скажет Саске, что он его любит. Когда-нибудь.
Наверное, это будет завтра.
Ты ведь вчера так решил.
@музыка: песня франа
@настроение: живи
и вторую. и...ох/
К слову, симпатичные такие двойники. Первый хранитель облака. Первый хранитель урагана. Приииимоооо. 
